Краткое Введение в Силлогизматику

Даже доводы взвесив заранее, смеряв факты линейкой поперек и вдоль, разложив перед собой все "за" и "против" в две кучки, а может и быть в три, в четыре, или много—ведь никогда не знаешь, будут ли в твоей логике расхождения, парадоксы, или еще какая неопределенная кутерьма, все равно придешь к выводу, что предвкушение сожаления может быть куда хуже самого сожаления и иметь экзистенциальные, практически эсхатологические последствия, разрушительные для твоей психики, но крайне прибыльные для твоего психолога, потому как решение еще не принято, точки над i еще не расставлены, и все еще можно десять раз поменять по щелчку пальцев, просто решив никуда не ехать, ни в Тулубайку, ни из Тулубайки, ни куда-нибудь еще, и либо просто стоять на месте и думать, думать, думать, играться с предпосылками, придумать новые обоснования, находить подтверждения своим суждениями, а потом их же опровергать, либо же ездить в такси по кругу из точки А в точку Б, а из точки Б в точку А (можно и в точку В зарулить по пути, почему бы и нет), пока не станет тошно, закружится голова, упадешь в обморок, проспишь двенадцать часов, увидишь россыпь горькосладких кошмаров о том, какая все таки в Тулубайке отвратительная грязища в это время года, но какой же красоты эти красные, горящие огнем рябиновые аллеи, и смотреть на них одно удовольствие, и гулять по ним душа радуется, если, конечно, под ноги не смотреть и уши заткнуть большими пальцами, а то от чвяканья сапог да рычания бродячих собак и ополоуметь можно ненароком, и все твои соображения перестанут самосоображаться и самообосновываться, забудешь о рыбалке на мелководье, о первом дне в школе, о первой любви, будь то к играм на Сеге, к играм разума, к теории игр или девушкам, о первом невученном стихе и первом прогулянном уроке физики, где получил жирную кляксу первой двойки, и о том как на спор с пацанами наелся волчьих ягод, живот скрутило, лицо побелело, чуть не помер, терминально-трагически, в раннем возрасте, пролежал в больничке две недели, но ни о чем не жалел, даже о том, что якшался со всякими обормотами и оборванцами, дрался с ними, играл футбол, менял карточки с покемонами, торговал по бартеру майских жуков, а сейчас, завидев их на улице, отворачиваешь лицо, ведь не дай бог узнают и начнете общаться вопросами наподобие "как дела?", "как жизнь?", а потом ответами типа "как сажа бела!", "по-лучше чем у вас!", "а у нас получше, чем у вас!", что по итогу, если это, конечно, не игра с нулевой суммой, делает всех и каждого счастливыми обладателями хорошей жизни, ведь если у всех лучше, чем друг у друга, то это значит, что либо ни у кого не лучше, либо у всех все впорядке, и не стоит переживать о будущем и сожалеть о прошлом, хотя в моем случае, в случае сожаления о будущем, все намного сложнее, потому как, если хорошенько подумать, у прошлого-то всего один вариант, тот, что уже случился, и другого уже не будет, ergo сожаление о нем имеет отрицательный коэффициент полезногно действия (если у вас, конечно, нет машины времени), а у будущего вариантов бесконечно много (и каких!—целый веер событий), и, если за начальное условие принять наличие у актора свободной воли без всякой оценки ее силы (пока формула для нее не выведена) и отсутствие клюющей актора в загривок сущности под скромным названием "Судьба", то становится очевидно, что сожаление о будущем не просто имеет смысл эмоциональный (включая разрыв с прошлым и нервозность из-за грызущей важности принимаемого решения), философский (осознание конечности жизни, бесконечности исходов и непредсказуемой природы бытия), но и прикладной, потому как от него, от принимаемого решения, зависит все, и то, где ты будешь (будь то в Тулубайке или вне ее), и то кем ты будешь (потому как возможности везде разные), и то с кем ты будешь (люди везде тоже разные, хоть иногда и кажется, что разные они только внешне), и в целом все будущее, которое, как выстроенное в нескончаемый ряд домино, от одного легкого толчка мизинчиком может взять и сложиться легонько позвякивая и упасть с громовым грохотом, после чего не будет у тебя спектаклей на Вэст Энде, а будет пахнущий сигаретами Тулубайский кинотеатр, где нет попкорна, но зато есть пирожки с рисом и яйцом, чебуреки, рябиновый кисель, рябиновый компот и квас, ржаной, не рябиновый, вместо двенадцатилетнего маккалана и винтажной Кока-Колы Зеро, о существовании которых в Тулубайке можно узнать только по телевизору, если их все таки покажут на одном из двух телеканалов, и непонятно, будешь ли ты гулять по ночному Риму за ручку с прекрасной женщиной, помогать ли соседу неделями осаждать сломанный трактор или потерянный во времени Карфаген, колесисить по грязи на мотоблоке или на мустанге с открытым верхом по Калифорнии, слушать пение в День Мертвых в Мексике или отпевание почившего от пьяного пробития головы арматурой дяди Вани в ясный день, в который неплохо повеситься, пить чай с тибетскими монахами до состояния чайного опьянения и пышного, как у павлина, раскрытия чакр или шкалики настойки боярышника, тройного одеколона, технческого спирта на пару с местными колдырями, впрочем, до точно такого же пьяного раскрытия чакр нараспашку, когда может и проще было бы принять решение, и не пришлось бы лежать в бессоннице, сжимать веки, в надежде перестать прокручивать ленту социальной сети, чтобы отвлечь мозг от прокручивания все той же ситуации, где ты, молодой инженер, великий изобретатель, добрался таки своим математическим умом до Истины, подковал вошь, научил медузу петь, нашел то, что найти нельзя, и изобрел машину времени, чтобы попасть в будущее и спросить самого себя, старенького, седого, с тросточкой на коленях мирно сидящего в парке на скамеечке, на спинке которой красуется табличка с именем твоего любимого учителя, разглядывающего птичек стайками плящуших под буками и вспоминающего страстное полыхание рябиновых аллей, рябиновой браги в желудке и воли к жизни в сердцах, подойти к нему и заикаясь спросить, сожалеет ли он о чем-то в его длинной жизни, и если да, то о чем, не о том ли случайно случае, когда он рано утром ехал в такси в аэропорт или на поезд или в направлении обратном или по кругу, когда он молчал и мямлил однородное "угу" в ответ на разговорный энтузиазм водителя, у которого сын есть бизнес в Москве, сын учится в Париже, и в наследство есть замок от нигерийского принца, и меланхолично залипал в окно под внеземные мелодии Вышнеградского, разминая висковые мышцы, наращивая морщины на лбу, в которые потом, кстати, неплохо будет складировать сожаления (неспроста ведь они они только с возрастом вылупляются), и наблюдал разворачивающиеся вокруг одинаковые, но какие все таки же душевные, пейзажи или их серое отсутствие, и не мог решить, попросить ли ему таксиста остановиться и развернуться, рвануть назад по односторонней дороге сто двадцать, собирая колдобины и смело глядя в лицо дальнобойщикам, или навернуть еще пару кругов по округе, ведь еще чуть-чуть и мозг рептилии выведет формулу для оптимального положения "Я" в пространстве и времени, суть которого в простой бинарной оппозиции: либо там, где оно, это самое "Я"—есть, либо там, где его, этого самого "Я"—нет.